BeauRêve. Интервью с Владимиром Боревым, председателем кооператива Сыр-Бор Масловка
Источник: The DairyNews
Владимиру Борев удалось запатентовать технологию сыроварения, он приверженец французской культуры, но самое удивительное - у него своя деревня - в честь "Масловки" назвали деревню в Липецкой области. В своем интервью The DairyNews г-н Борев рассказывает чем живут мелкие и средние сыроделы и сыровары сегодня. Сколько, по его мнению, будет запущено в эксплуатацию ферм. Ну и, конечно, его история успеха: как он пришел в эту отрасль.
DN: Откуда у Вас такой французский дух?
ВБ: Моя бабушка была дворянкой, мама учила французский язык с детства, закончила институт иностранных языков, работала переводчиком с французского. Традиции – вещь сильная, поэтому и я, и мои дети знаем французский язык. Я учился и долгое время работал во Франции, привык к французской культуре, в том числе – и к французским сырам. Это классика девятнадцатого века, когда люди жили в двух странах, говорили по-французски и по-русски, и было практически все равно, на каком языке изъясняться.
DN: В чем главный секрет успеха французских сыроделов?
ВБ: Они не разрушают свою традиционную культуру, придерживаются корней. Революции и другие подобные события во Франции проходят поверх фундаментальных ценностей этого народа. Там очень консервативное общество, и крестьянская культура во Франции очень сильна. Там есть традиции, несмотря на то, что существуют фабрики и заводы. Все, что является ремесленным производством, считается формой искусства. Такие сыры во Франции называются артизанальными, это особая гордость французов.
DN: Как сегодня развивается направление ремесленных сыров в России?
ВБ: На мой взгляд, достаточно быстро и мощно. Есть несколько градаций производства. Первая – производство в кастрюлях. Объем небольшой, но рецептов много. Многие потом вырастают из кастрюль, и на будущий год, по моим представлениям, планируется открытие порядка 200 сыроварен. Уже сейчас существует около 80 сырных проектов, которые вот-вот стартуют. Но между этими производствами существует градация. Как правило, люди называют себя сыроварами и, действительно, варят сыры. Мы же называемся сыроделами и сыры не варим, а делаем из цельного молока те сыры, которые сохраняют лактобактерии, которых в нашей стране нет с 1935 года, когда было запрещено делать продукты из живого молока. Поэтому у нас в стране дисбактериоз, который, в основном, компенсируется медицинскими препаратами типа Мезима и Гастала. А во Франции живое молоко очень распространено, и его рекомендуют даже детям
Фермерством я занимаюсь уже лет 20: выращиваю мясо, занимаюсь козьим молоком. Могу сказать, что молока в стране нет, козьего молока нет вообще. Если во Франции 60 млн коз, то у нас было бы хорошо, если бы набралось 60 тысяч.
В России к тому же нет традиции сырого непастеризованного молочного производства, более того, это официально запрещено. Мы пробили эту брешь за счет того, что развили собственные, принадлежащие исключительно нам, технические условия производства сыра из некипяченого молока. Это запатентованный способ. У нас есть абсолютно все документы, мы являемся держателями этих технических условий и имеем товарный знак, под которым и продаем эти сыры.
DN: Как у Вас это получилось в условиях нынешней бюрократии?
ВБ: Сначала все получилось в одно касание: приехали французы, учили нас в течении 3 месяцев, жили здесь, в деревне. Я очень долго их искал, ездил во Францию, проводил кастинг среди сыроделов и выбрал самых лучших, с моей точки зрения. Они нас всему научили.
Потом была огромная волна журналистского интереса к нашему проекту, было много пиара. И многие наши идеи были очень быстро растащены. Тогда мы поняли, что для защиты наших интересов и обеспечения устойчивого развития нужно уделять большое внимание регистрации, патентованию и так далее. Этот вопрос у нас занял от полугода до года.
DN: Ремесленный сыр – это «живой» сыр или не совсем?
ВБ: Ремесленный сыр может быть и вареным. А «живой» сыр делается из «живого» молока. Это очень философский продукт, потому что мы, по сути дела, трансформируем мощь земли и зеленых трав через молоко. Это называется процессом перехода молока в вечность, потому что оно не киснет и остается надежным и долгосрочным продуктом, обеспечивающим человеку здоровье. Если раньше алхимики занимались превращением камня в золото, а воды в вино, то теперь мы занимаемся производством сыра из зеленых трав.
DN: С технической точки зрения – какой сыр проще производить?
ВБ: Проще всего его варить, потому что это очень быстро. Молоко доводится до кипения, всыпается щепотка химии или же даже селитры, вредной для человеческого организма. Происходит створаживание кипящего молока. Через какое-то время этот сгусток остывает, и его можно резать и продавать.
Наш сыр готовится дольше, процесс занимает примерно неделю. Сил затрачивается больше, но французы говорят: трудимся много, но ничего не делаем. Их задача – наблюдать за процессом, но не вмешиваться, а дать сыру формироваться.
Мы используем закваски, рекомендованные французами, они натуральные, сычужные и очень хорошо взвешенные. Они продаются во Франции, в аптеках в качестве медикаментозного средства.
Молоко, в основном, у нас свое, но, поскольку производство понемногу расширяется, мы закупаем и у окрестных фермеров. У нас несколько таких фермеров, закупаем малые партии. Например, один дедушка держит коз, и мы берем у него 20 литров молока. Закупаем и коровье, и козье молоко.
DN: Почему Вы решили сконцентрироваться именно на 2 видах сыра?
ВБ: У нас около 20 видов сыра, основные – это «Золотой слиток», «Мистраль», «Козья морда». Но мы будем еще расширять линейку.
DN: Сколько в процентном соотношении приходится на прямые продажи, на продажи через пункты «ФудЛэнд» и на продажи в Москву?
ВБ: Мы такую статистику не ведем. К нам приезжают, мы отгружаем продукцию. Приезжают часто.
DN: То есть может получиться так, что Вы будете реализовывать весь свой сыр здесь?
ВБ: Это правильная концепция, потому что торговые сети созданы для того, чтобы продавать «мертвые» продукты, которые очень удобны для продажи. «Живая» еда там не выдержит из-за условий хранения, промышленных масштабов продаж. Поэтому такие сыры, как наши должны продаваться в соответствующих маленьких лавочках или, что еще лучше, с фермы, где она производится. Это связано с новой концепцией, которая соответствует русской поговорке: «Сено к лошади не ходит». Не товар должен идти к покупателю, а покупатель – к тому месту, где производится товар.
Сегодня есть даже мимикрия фермерских продуктов. Они стали модными, и обычную еду называют фермерской, монастырской, крестьянской, натуральной, «живой». Но на самом деле она таковой не является. И чтобы покупатель избежал таких обманок, нужно ехать на ферму, отдыхать там и закупаться. Во Франции это очень распространено.
DN: Какой срок хранения у сыров?
ВБ: У наших – безграничный. Чем больше они хранятся, тем больше вызревают. Нужны только соответствующие условия: определенная температура, оптимальная влажность.
DN: Не кажется ли дико потребителю, привыкшему к тому, что все находится в шаговой доступности, приехать на ферму за 330 км, чтобы купить сыр?
ВБ: Надо очень любить настоящий сыр, чтобы поехать за ним куда-то. Но каждую неделю ездить невозможно, и именно поэтому мы имеем в Москве несколько точек: небольшие сети натуральных сыров "Сыр и масло", "Сырный сомелье", сырные магазины "Машков", "Ферма на Полянке", «Две сестры" и другие..
DN: Как был выбран ежедневный объем переработки молока?
ВБ: Он был выбран исходя из максимальных возможностей переработки. Спрос огромный, производство за ним не успевает. Работаем и по предзаказу, делаем списки.
DN: Какое у Вас оборудование?
ВБ: "Нам не нужно сложное оборудование, поскольку мы не варим сыры. У нас другая система – специальные столы из нержавейки для производства невареного сыра.
DN: Как у Вас организован менеджмент? Как Вы успеваете работать на ферме, делать сыр, поддерживать магазины, интернет-ресурс и печатное издание (прим. ред.- Советник Президента)?
ВБ: Редакция у нас древняя, ей уже 16 лет. Коллектив устоявшийся, и я сегодня очень легко пишу и редактирую. С газетой никаких проблем нет. Здесь мне нравится жить, а в Москве я бываю раз в 10 дней, поэтому все сбалансировано.
У меня около 20 сотрудников. Часть работает на ферме с животными, на производстве сыра – человек восемь.
DN: Сколько бы людей работало на аналогичной ферме во Франции?
ВБ: Во Франции они бы делали меньшее количество сыра, работали бы двое – муж и жена. Если они наймут третьего работника, из-за их системы отчислений они разорятся. Поэтому они работают вдвоем, и это определяет масштаб. У них примерно 120-200 коз.
DN: Сколько было инвестиций на первоначальном этапе?
ВБ: Я просто построил себе усадьбу для жилья. Когда я вкладывал деньги, то не думал, что они когда-то окупятся. Это были просто вложения в родовое гнездо. Но сейчас то, что есть, приносит доход, окупает те расходы, которые уходят на содержание поместья.
Сейчас ко мне присоединились партнеры, которые на базе уже существующей технологии, освоенной методики и рецептуры вместе со мной решили мультиплицировать проект – построить рядом сыродельню, которая увеличит мощность, объемы и так далее. Это Александр Никитин и Александр Кутузов. Они увидели, что если увеличить масштаб, то можно перейти с фермерского уровня на фирменный. Но ферма у нас сохраняется, как и творческая лаборатория, в которой я работаю.
DN: Планируете ли Вы расширять производство молока?
Б: Очень простой способ – это выращивать жемчужину из песчинки. У нас все говорят о кредитах, инвестициях, возврате, процентной ставке. И теряется сама суть того, ради чего все затевалось. Французы говорят: настоящий сыродел, в соответствии с уставом гильдии сыроделов-ремесленников древности, не имеет право брать кредитов, потому что в противном случае он будет торопиться отдать проценты. А в спешке он уже не будет думать о качестве сыра.
Есть другой способ – не брать кредит, а выращивать все самому. Сейчас у меня 10 коров, часть должна весной отелиться, и станет уже 18 коров. Через год – 30. Сейчас у меня 30 коз, через некоторое время их будет 60, потом 120. Поэтому не надо никаких инвестиций, природа сама всем наделит. Надо только трудиться, ухаживать за животными, кормить их.
DN: С апреля по ноябрь у Вас животные на пастбищах. А с ноября по апрель чем их кормите?
ВБ: У них огромное количество сена. Нам нужно примерно 200 тонн в год, и мы его закупаем, здесь же, в Липецкой области.
DN: Поддерживал ли Вас региональный минсельхоз?
ВБ: Кроме того, что мы создаем рабочие места, мы прославили Липецкую область: к нам приезжало столько журналистов… И пиар нашего проекта оценивается примерно в 30 млн долларов – это если бы мы заказывали рекламу и прочее.
DN: Что Вы можете сказать о господдержке?
ВБ: Именно сейчас мы вместе с региональными и муниципальными чиновниками вплотную подошли к реализации действенных мер господдержки нашей сыродельни. Сейчас готовится пакет документов для получения региональной субсидии на достройку сыродельни. За это мы искренне признательны губернатору области Королеву Олегу Петровичу и главе района Фалееву Валерию Ивановичу.
Самое главное, что проект уже состоялся, он «живой», а не на стадии бизнес-плана. У нас был дегустационный пиар, сыр представляли везде – в том числе, в российском посольстве во Франции, во французском посольстве в России. Все нас попробовали, одобрили, приняли в Гильдию сыроделов-ремесленников.
DN: Видите ли Вы сейчас результаты импортозамещения?
ВБ: Говорят об этом много, в основном, в виде бодрых рапортов и оптимистических отчетов. Если копнуть глубже, становится понятно, что настоящего импортозамещения нет.
Но санкции нам пришлись ко двору. Что-то сдвинулись с мертвой точки, началась какая-то жизнь. В этом смысле хорошо, что санкции есть, дай Бог, чтобы их продляли и дальше. Но нет единства между инициативой частных лиц, гражданским обществом и государством, которые могли бы консолидировать усилия и действительно, используя санкции во благо, добиться впечатляющих результатов. Пока, к сожалению, есть только отдельные, несогласованные усилия, но нужна симфония, с помощью которой государство смогло бы обеспечить быстрый прорыв.
DN: Какую роль играют мелкие сыровары в развитии всей молочной отрасли?
ВБ: Есть 2 пути – американский и французский. Американский – это тот, по которому, к сожалению, пошли и советские колхозы, современные российские организации. Это создание огромных агропромышленных холдингов – концлагерей для коров, где они всегда на привязи, получают комбикорма, насыщенные всяческими добавками, с грузовика. От скученности животных развивается заболеваемость, профилактика осуществляется с помощью антибиотиков и так далее… Такое предприятие – это, по сути дела, фабрика молока.
И есть путь французский – создание очень маленьких, но многочисленных ферм. По этому пути хотел пойти Столыпин, НЭП (прим.ред.- Новая Экономическая Политика). Конечно, во Франции тоже есть крупные агропромышленные объединения, но основой и гордостью является мелкие фермерство. Есть даже закон, согласно которому мелкому фермеру разрешено без пошлин и разрешительных документов торговать в радиусе 50 км. В итоге вся Франция обеспечена молоком мелкотоварных производителей. Это значит, что сырое и качественное коровье и козье молоко, а также сыр даже в самой маленькой деревне продаются. И это говорит о том, что не надо создавать центральную фабрику по производству французского сыра, который будет распространяться по всей стране. В таком случае нет проблем ни с конкуренцией, ни с логистикой.
Настоящие французы с сыром обращаются очень интимно: они его нюхают, гладят, мнут, и сыроделы никогда не сделают им замечания, поскольку сыр – это такой товар, который, будучи законсервированным или покрытым естественной плесенью, не боится микробов и антисанитарной дегустации.
Вообще у французов много интересного и хорошего, что сильно противоречит нашим бытовым «россельхознадзорным» представлениям. Например, по нашему санитарному законодательству, предприятие, перерабатывающее молоко и производящее сыр, должно отстоять от коровника на определенном расстоянии. Во Франции все совершенно наоборот. Там говорят: перевозка молока – основа его деструкции. Поэтому, ради качественного молока, создаются комплексы из 4 секций: выгул, содержание коров под навесом или в помещении, за стенкой которого находится доильный зал, а за стенкой доильного зала – сыродельня. И в сыродельню молоко поступает «по трубочке».
Кроме того, французы приходят в ужас от того, что мы охлаждаем молоко до 4 градусов. При этой температуре гибнут лактобактерии и начинается развитие патогенных бактерий, которые при последующем нагревании очень активно размножаются. А когда молоко пастеризуют, кипятят или стерилизуют, то это вообще издевательство над живой природой. Мы забыли, что являемся млекопитающими, что молоко – это не только еда, но и лекарство.
DN: Что происходит с молоком после того, как оно приезжает к Вам? В чем различие между сыроделием и сыроварением?
ВБ: Начать лучше с того, что мы доим молоко у своих коров. Вечернюю дойку мы ставим в прохладное место и ждем утреннюю дойку. Потом аккумулируем это молоко, щадящим способом обрабатываем и начинаем его сквашивать. Это достаточно долгий процесс, и молоко, проходя через многие фазы, приобретая сильный иммунитет во время бактерофазы, само себя бережет. Бактерии, которые пытаются на него воздействовать, получают сильный отпор. Потом эта фаза заканчивается, наверх всплывает жир и образует пленку, тем самым тоже консервируя молоко. Дальше молоко постепенно скисает. Сама модификация молока без стороннего воздействия – это свидетельство того, что это некая живая материя, которая делает все, чтобы сохранить главное. Она даже меняет свою форму от жидкого к полутвердому, чтобы сохранить суть – живые лактобактерии. И молочнокислые бактерии еще более полезны для нашего организма, чем те, которые находятся в парном свежем молоке.
То, что молоко само трансформируется, – это указание для сыродела: не нужно спешить, надо просто чуть-чуть помочь молоку. Не надо воздействовать на него высокими температурами, потому что лактобактерии получат температурный шок и могут погибнуть или заболеть. Таким образом, французы научили нас относиться к молоку как к живому существу.
Но этот процесс длится долго, в отличие от сыроварения, где за несколько часов можно получить готовый продукт. Нужно несколько дней, чтобы произошло сквашивание, после чего сквашенное молоко выливается в формы, еще через несколько дней формы вынимаются, сохнут, обветриваются и так далее.
Самое интересное, что в русском слове «сыр» содержится корень «сырой». А сырое вареным быть не может. С точки же зрения иностранной этимологии, там везде присутствует слово «форма». По-гречески сыр называется «форма», по-итальянски «форманджо», по-французски «фромаж». Так что, по сути дела, мы формовщики и мы формируем сыр из молочной массы. И эта форма определяет качество, вкус и содержание сыра. Разные формы дают разные виды сыра. Французы демонстрируют это следующим образом: берут свежую сырную лепешку, выдавливают стаканом середину, ставят эту середину рядом, и ровно через 3 месяца эта середина и то, что осталось от лепешки, будут совершенно разными сырами. Они по-разному стекают, по-разному высушиваются.
DN: Сколько времени у Вас созревают сыры?
ВБ: От 3 до 6 месяцев.
DN: Расскажите о Гильдии ремесленных сыроделов.
ВБ: Старинная французская гильдия ремесленников. Сыроделы для французов – одна из уважаемых гильдий, ей 400 лет, у нее длинный старинный устав на языке тех времен. Когда нас принимали, то мы читали устав и клятву сыродела, и я, даже зная французский язык, не все понимал.
Это Гильдия общефранцузская, а есть еще объединения, ассоциации, альянсы в регионах. Эта жизнь во Франции очень развита.
Функции Гильдии сыроделов сегодня очень важны, потому что ее члены не дают себя в обиду большим промышленным объединениям. Для Гильдии важно, чтобы выжили маленькие ремесленники, и она выступает как профсоюз. И в совокупности она не менее производительна, чем крупные промышленные объединения. Также это некая помощь сыроделам, потому что в Гильдии они могут получить консультации, техническую помощь и так далее. Кроме того, во Франции Гильдия имеет очень серьезные функции, потому что маленькие французские фермеры – это, как правило, муж и жена. Та пара, что учила нас, работает 40 лет. У них порядка 150 коз, они кормят животных, доят, чистят, пасут, делают сыр и сами его продают. За 40 лет у них не было ни одного отпуска или выходного, и за это время они ни разу не болели. Они не могли позволить себе взять бюллетень, потому что козам не объяснить, что сегодня их никто не подоит.
Но если все же кто-то заболеет, то во Франции, за счет этого объединения, существует система взаимопомощи. У них есть так называемый подменный технолог или подменный дояр или подменный фермер. Это свободный резервный полк.
И это позволяет выживать маленьким фермерам, которые из-за французской системы налогообложения не могут позволить себе нанять еще одного работника.
DN: Как Гильдия защищает мелких сыроваров от крупных предприятий?
ВБ: Юридическая помощь. Например, есть старый фермерский рынок, где местные сыроделы продавали продукцию без пошлин, оплаты, рэкета и так далее. Вдруг власти решили провести реконструкцию, сделать крупный рынок. Но французы отстояли свой рыночек, благодаря Гильдии. Более того, его улучшили, окультурили. Таким образом, Гильдия борется не только с большими производителями, но и с большими магазинами.
DN: Как коллеги-сыровары относятся к тому, что Вы сейчас активно продвигаете идею именно сыроделия, а не сыроварения?
ВБ: Негативной реакции я не видел, потому что у каждого своя специализация. Мы просто идем своей дорогой. Сыроварению тоже огромное количество лет, накоплен хороший опыт.
DN: Сейчас формируется Ассоциация сыроваров под лидерством Олега Сироты. Как Вы относитесь к этой инициативе?
ВБ: Инициатива замечательная. Мы с Олегом обсуждали, что замечательно было бы такой союз создать. Более того, я выдвинул прогрессивный лозунг: Да здравствует нерушимый союз сыроделов и сыроваров. Было бы здорово создать общий союз, где и те, и другие хорошо бы себя чувствовали.
Я являюсь членом этой Ассоциации.
DN: Какую пользу Вы бы хотели получить от Ассоциации?
ВБ: Если она встанет в полный рост, разовьется, как должна, то у нее огромные перспективы и большое будущее, потому что, во-первых, можно оказывать консультационную и технологическую поддержку. Во-вторых – создавать кооперативные склады в Москве, и наш с Олегом замысел: создать, как раньше, мясные ряды, охотные, рыбные и сырные ряды. На сырном ряду постоянно продавались бы сыры, сделанные фермерами. Там стояли бы домики на улице, и москвичи могли бы покупать там сыры. Это вполне соответствует неким национальным традициям. Мы бы не просто придумали что-то новое, а уважительно отнеслись бы к своим корням и той древней традиции, которая существовала в Москве.
Сегодня, как мне кажется, французы сильны потому, что чтут свои корни и традиции. Если мы пойдем по этому же пути, то было бы здорово. Также Ассоциация могла бы вести календарь событий по выставкам и ярмаркам. Во Франции, например, будет международный фестиваль и олимпиада по сыру. Нас уже пригласили участвовать.
DN: Какой Вы видите сыродельню BeauRêve Масловка через 5 лет?
ВБ: Мне не хотелось бы превращать ее в какую-то грандиозную корпорацию. Мне нравится лозунг: «Да здравствует все маленькое!». Грандиозность нашу страну часто губит, потому что мы создаем самые большие в мире коровники, теплицы и так далее. И это очень сильно отдаляет нас от настоящего молока и помидоров. Таких коров, чтобы они давали много молока, генно-модифицируют, однако такое молоко становится искусственным. Животные становятся машинами. А когда в продукте на первый план выходит какое-то одно качество, другие становятся слабее.
Поэтому в планах у меня – не укрупняться до размеров завода, а создавать маленькие семейные фермы, которые от нас, как от Гильдии сыроделов-ремесленников, могут получить технологию, рецептуру, любую консультативную помощь и возможности сбыта. Должна быть ассоциация, где каждый у себя делает свой сыр, но по единой технологии, потом вместе, централизованно, под единым брендом его продает.
DN: Какой совет Вы дадите начинающему сыроделу?
ВБ: Начинать надо танцевать от печки. То есть не сыр начинать делать, а разводить коров. Нужно обеспечить себя молоком. Мы быстро вошли в процесс, потому что уже 15 лет занимаемся молоком: делали масло, творог, йогурты, другие продукты. И переход к сыру получился очень естественным. А начинающим надо создавать базу. Одна из бед наших сегодняшних сыроделен в том, что все увидели, как это классно, подумали, что можно побежать в банк за кредитом, построить сыродельню, а когда все уже готово и нужно отдавать кредиты, оказывается, что сыр делать не из чего. Многие сыроварни сейчас испытывают громадные сложности, потому что пора отдавать кредиты, а молока нет. Поэтому в ближайшее время нас ожидает сыр из порошкового молока с добавлением пальмового масла и прочего. Но основа сыра в молоке.
Понятно, что в России тотальный дефицит молока. А если еще китайцы начнут пить наше молоко, то полностью высосут его из регионов.
У меня есть знакомый, владелец подмосковной фермы. Мы с ним вместе думали делать сыры, приглашали его на мастер-классы, когда приезжали французы. Я спросил, почему он не делает сыр и получил ответ: «А зачем мне спешить? Я коров развожу». Поэтому начинающем сыроделу я предложу стать сначала начинающим ковбоем.
В 2017 году сыроварни будут открываться практически каждый день, поскольку люди набрали кредитов, строятся. Кто-то уже построился. Но все упрутся в то, что сырья нет. А те, кто строит на базе огромных молочных комплексов, столкнется с другой проблемой: молоко будет «из освенцима», где коровы не пасутся на травах, а едят комбикорма, силос, кормление которым дает сыро-непригодное молоко.
Во Франции есть понятие terroir. Это совокупность территориальных признаков, где определенного качества вода, земля, растительность. Таким образом, камамбер может быть только из области Камамбер, пармезан – из Пармы, бри – из Бри, а рокфор – из местечка Рокфор. Поэтому говорить, что мы в деревне Масловка делаем рокфор, – принципиально неправильно. Мы говорим: сыр из деревни Масловка сделан по французской рецептуре, но он именно из Масловки. Масловка в данном случае – это terroir. Здесь растут целебные травы, рядом заповедник. Французы, приехав к нам, первым делом изучали окрестности и увидели, что у нас целебные травы, чистая вода, абсолютно заповедные пастбища, нет мусора и так далее. Это особенно хорошо видно с воздуха: аэрофотосъемка Масловки показывает, что это абсолютно заповедное место. Французы даже определили, что наш сыр по вкусовой гамме лучше, чем французский. Здесь около 200 лечебных трав, которые во Франции подсаживают искусственно. Отсюда высокое качество молока – и сыра.
ВБ: Моя бабушка была дворянкой, мама учила французский язык с детства, закончила институт иностранных языков, работала переводчиком с французского. Традиции – вещь сильная, поэтому и я, и мои дети знаем французский язык. Я учился и долгое время работал во Франции, привык к французской культуре, в том числе – и к французским сырам. Это классика девятнадцатого века, когда люди жили в двух странах, говорили по-французски и по-русски, и было практически все равно, на каком языке изъясняться.
DN: В чем главный секрет успеха французских сыроделов?
ВБ: Они не разрушают свою традиционную культуру, придерживаются корней. Революции и другие подобные события во Франции проходят поверх фундаментальных ценностей этого народа. Там очень консервативное общество, и крестьянская культура во Франции очень сильна. Там есть традиции, несмотря на то, что существуют фабрики и заводы. Все, что является ремесленным производством, считается формой искусства. Такие сыры во Франции называются артизанальными, это особая гордость французов.
DN: Как сегодня развивается направление ремесленных сыров в России?
ВБ: На мой взгляд, достаточно быстро и мощно. Есть несколько градаций производства. Первая – производство в кастрюлях. Объем небольшой, но рецептов много. Многие потом вырастают из кастрюль, и на будущий год, по моим представлениям, планируется открытие порядка 200 сыроварен. Уже сейчас существует около 80 сырных проектов, которые вот-вот стартуют. Но между этими производствами существует градация. Как правило, люди называют себя сыроварами и, действительно, варят сыры. Мы же называемся сыроделами и сыры не варим, а делаем из цельного молока те сыры, которые сохраняют лактобактерии, которых в нашей стране нет с 1935 года, когда было запрещено делать продукты из живого молока. Поэтому у нас в стране дисбактериоз, который, в основном, компенсируется медицинскими препаратами типа Мезима и Гастала. А во Франции живое молоко очень распространено, и его рекомендуют даже детям
Фермерством я занимаюсь уже лет 20: выращиваю мясо, занимаюсь козьим молоком. Могу сказать, что молока в стране нет, козьего молока нет вообще. Если во Франции 60 млн коз, то у нас было бы хорошо, если бы набралось 60 тысяч.
В России к тому же нет традиции сырого непастеризованного молочного производства, более того, это официально запрещено. Мы пробили эту брешь за счет того, что развили собственные, принадлежащие исключительно нам, технические условия производства сыра из некипяченого молока. Это запатентованный способ. У нас есть абсолютно все документы, мы являемся держателями этих технических условий и имеем товарный знак, под которым и продаем эти сыры.
DN: Как у Вас это получилось в условиях нынешней бюрократии?
ВБ: Сначала все получилось в одно касание: приехали французы, учили нас в течении 3 месяцев, жили здесь, в деревне. Я очень долго их искал, ездил во Францию, проводил кастинг среди сыроделов и выбрал самых лучших, с моей точки зрения. Они нас всему научили.
Потом была огромная волна журналистского интереса к нашему проекту, было много пиара. И многие наши идеи были очень быстро растащены. Тогда мы поняли, что для защиты наших интересов и обеспечения устойчивого развития нужно уделять большое внимание регистрации, патентованию и так далее. Этот вопрос у нас занял от полугода до года.
DN: Ремесленный сыр – это «живой» сыр или не совсем?
ВБ: Ремесленный сыр может быть и вареным. А «живой» сыр делается из «живого» молока. Это очень философский продукт, потому что мы, по сути дела, трансформируем мощь земли и зеленых трав через молоко. Это называется процессом перехода молока в вечность, потому что оно не киснет и остается надежным и долгосрочным продуктом, обеспечивающим человеку здоровье. Если раньше алхимики занимались превращением камня в золото, а воды в вино, то теперь мы занимаемся производством сыра из зеленых трав.
DN: С технической точки зрения – какой сыр проще производить?
ВБ: Проще всего его варить, потому что это очень быстро. Молоко доводится до кипения, всыпается щепотка химии или же даже селитры, вредной для человеческого организма. Происходит створаживание кипящего молока. Через какое-то время этот сгусток остывает, и его можно резать и продавать.
Наш сыр готовится дольше, процесс занимает примерно неделю. Сил затрачивается больше, но французы говорят: трудимся много, но ничего не делаем. Их задача – наблюдать за процессом, но не вмешиваться, а дать сыру формироваться.
Мы используем закваски, рекомендованные французами, они натуральные, сычужные и очень хорошо взвешенные. Они продаются во Франции, в аптеках в качестве медикаментозного средства.
Молоко, в основном, у нас свое, но, поскольку производство понемногу расширяется, мы закупаем и у окрестных фермеров. У нас несколько таких фермеров, закупаем малые партии. Например, один дедушка держит коз, и мы берем у него 20 литров молока. Закупаем и коровье, и козье молоко.
DN: Почему Вы решили сконцентрироваться именно на 2 видах сыра?
ВБ: У нас около 20 видов сыра, основные – это «Золотой слиток», «Мистраль», «Козья морда». Но мы будем еще расширять линейку.
DN: Сколько в процентном соотношении приходится на прямые продажи, на продажи через пункты «ФудЛэнд» и на продажи в Москву?
ВБ: Мы такую статистику не ведем. К нам приезжают, мы отгружаем продукцию. Приезжают часто.
DN: То есть может получиться так, что Вы будете реализовывать весь свой сыр здесь?
ВБ: Это правильная концепция, потому что торговые сети созданы для того, чтобы продавать «мертвые» продукты, которые очень удобны для продажи. «Живая» еда там не выдержит из-за условий хранения, промышленных масштабов продаж. Поэтому такие сыры, как наши должны продаваться в соответствующих маленьких лавочках или, что еще лучше, с фермы, где она производится. Это связано с новой концепцией, которая соответствует русской поговорке: «Сено к лошади не ходит». Не товар должен идти к покупателю, а покупатель – к тому месту, где производится товар.
Сегодня есть даже мимикрия фермерских продуктов. Они стали модными, и обычную еду называют фермерской, монастырской, крестьянской, натуральной, «живой». Но на самом деле она таковой не является. И чтобы покупатель избежал таких обманок, нужно ехать на ферму, отдыхать там и закупаться. Во Франции это очень распространено.
DN: Какой срок хранения у сыров?
ВБ: У наших – безграничный. Чем больше они хранятся, тем больше вызревают. Нужны только соответствующие условия: определенная температура, оптимальная влажность.
DN: Не кажется ли дико потребителю, привыкшему к тому, что все находится в шаговой доступности, приехать на ферму за 330 км, чтобы купить сыр?
ВБ: Надо очень любить настоящий сыр, чтобы поехать за ним куда-то. Но каждую неделю ездить невозможно, и именно поэтому мы имеем в Москве несколько точек: небольшие сети натуральных сыров "Сыр и масло", "Сырный сомелье", сырные магазины "Машков", "Ферма на Полянке", «Две сестры" и другие..
DN: Как был выбран ежедневный объем переработки молока?
ВБ: Он был выбран исходя из максимальных возможностей переработки. Спрос огромный, производство за ним не успевает. Работаем и по предзаказу, делаем списки.
DN: Какое у Вас оборудование?
ВБ: "Нам не нужно сложное оборудование, поскольку мы не варим сыры. У нас другая система – специальные столы из нержавейки для производства невареного сыра.
DN: Как у Вас организован менеджмент? Как Вы успеваете работать на ферме, делать сыр, поддерживать магазины, интернет-ресурс и печатное издание (прим. ред.- Советник Президента)?
ВБ: Редакция у нас древняя, ей уже 16 лет. Коллектив устоявшийся, и я сегодня очень легко пишу и редактирую. С газетой никаких проблем нет. Здесь мне нравится жить, а в Москве я бываю раз в 10 дней, поэтому все сбалансировано.
У меня около 20 сотрудников. Часть работает на ферме с животными, на производстве сыра – человек восемь.
DN: Сколько бы людей работало на аналогичной ферме во Франции?
ВБ: Во Франции они бы делали меньшее количество сыра, работали бы двое – муж и жена. Если они наймут третьего работника, из-за их системы отчислений они разорятся. Поэтому они работают вдвоем, и это определяет масштаб. У них примерно 120-200 коз.
DN: Сколько было инвестиций на первоначальном этапе?
ВБ: Я просто построил себе усадьбу для жилья. Когда я вкладывал деньги, то не думал, что они когда-то окупятся. Это были просто вложения в родовое гнездо. Но сейчас то, что есть, приносит доход, окупает те расходы, которые уходят на содержание поместья.
Сейчас ко мне присоединились партнеры, которые на базе уже существующей технологии, освоенной методики и рецептуры вместе со мной решили мультиплицировать проект – построить рядом сыродельню, которая увеличит мощность, объемы и так далее. Это Александр Никитин и Александр Кутузов. Они увидели, что если увеличить масштаб, то можно перейти с фермерского уровня на фирменный. Но ферма у нас сохраняется, как и творческая лаборатория, в которой я работаю.
DN: Планируете ли Вы расширять производство молока?
Б: Очень простой способ – это выращивать жемчужину из песчинки. У нас все говорят о кредитах, инвестициях, возврате, процентной ставке. И теряется сама суть того, ради чего все затевалось. Французы говорят: настоящий сыродел, в соответствии с уставом гильдии сыроделов-ремесленников древности, не имеет право брать кредитов, потому что в противном случае он будет торопиться отдать проценты. А в спешке он уже не будет думать о качестве сыра.
Есть другой способ – не брать кредит, а выращивать все самому. Сейчас у меня 10 коров, часть должна весной отелиться, и станет уже 18 коров. Через год – 30. Сейчас у меня 30 коз, через некоторое время их будет 60, потом 120. Поэтому не надо никаких инвестиций, природа сама всем наделит. Надо только трудиться, ухаживать за животными, кормить их.
DN: С апреля по ноябрь у Вас животные на пастбищах. А с ноября по апрель чем их кормите?
ВБ: У них огромное количество сена. Нам нужно примерно 200 тонн в год, и мы его закупаем, здесь же, в Липецкой области.
DN: Поддерживал ли Вас региональный минсельхоз?
ВБ: Кроме того, что мы создаем рабочие места, мы прославили Липецкую область: к нам приезжало столько журналистов… И пиар нашего проекта оценивается примерно в 30 млн долларов – это если бы мы заказывали рекламу и прочее.
DN: Что Вы можете сказать о господдержке?
ВБ: Именно сейчас мы вместе с региональными и муниципальными чиновниками вплотную подошли к реализации действенных мер господдержки нашей сыродельни. Сейчас готовится пакет документов для получения региональной субсидии на достройку сыродельни. За это мы искренне признательны губернатору области Королеву Олегу Петровичу и главе района Фалееву Валерию Ивановичу.
Самое главное, что проект уже состоялся, он «живой», а не на стадии бизнес-плана. У нас был дегустационный пиар, сыр представляли везде – в том числе, в российском посольстве во Франции, во французском посольстве в России. Все нас попробовали, одобрили, приняли в Гильдию сыроделов-ремесленников.
DN: Видите ли Вы сейчас результаты импортозамещения?
ВБ: Говорят об этом много, в основном, в виде бодрых рапортов и оптимистических отчетов. Если копнуть глубже, становится понятно, что настоящего импортозамещения нет.
Но санкции нам пришлись ко двору. Что-то сдвинулись с мертвой точки, началась какая-то жизнь. В этом смысле хорошо, что санкции есть, дай Бог, чтобы их продляли и дальше. Но нет единства между инициативой частных лиц, гражданским обществом и государством, которые могли бы консолидировать усилия и действительно, используя санкции во благо, добиться впечатляющих результатов. Пока, к сожалению, есть только отдельные, несогласованные усилия, но нужна симфония, с помощью которой государство смогло бы обеспечить быстрый прорыв.
DN: Какую роль играют мелкие сыровары в развитии всей молочной отрасли?
ВБ: Есть 2 пути – американский и французский. Американский – это тот, по которому, к сожалению, пошли и советские колхозы, современные российские организации. Это создание огромных агропромышленных холдингов – концлагерей для коров, где они всегда на привязи, получают комбикорма, насыщенные всяческими добавками, с грузовика. От скученности животных развивается заболеваемость, профилактика осуществляется с помощью антибиотиков и так далее… Такое предприятие – это, по сути дела, фабрика молока.
И есть путь французский – создание очень маленьких, но многочисленных ферм. По этому пути хотел пойти Столыпин, НЭП (прим.ред.- Новая Экономическая Политика). Конечно, во Франции тоже есть крупные агропромышленные объединения, но основой и гордостью является мелкие фермерство. Есть даже закон, согласно которому мелкому фермеру разрешено без пошлин и разрешительных документов торговать в радиусе 50 км. В итоге вся Франция обеспечена молоком мелкотоварных производителей. Это значит, что сырое и качественное коровье и козье молоко, а также сыр даже в самой маленькой деревне продаются. И это говорит о том, что не надо создавать центральную фабрику по производству французского сыра, который будет распространяться по всей стране. В таком случае нет проблем ни с конкуренцией, ни с логистикой.
Настоящие французы с сыром обращаются очень интимно: они его нюхают, гладят, мнут, и сыроделы никогда не сделают им замечания, поскольку сыр – это такой товар, который, будучи законсервированным или покрытым естественной плесенью, не боится микробов и антисанитарной дегустации.
Вообще у французов много интересного и хорошего, что сильно противоречит нашим бытовым «россельхознадзорным» представлениям. Например, по нашему санитарному законодательству, предприятие, перерабатывающее молоко и производящее сыр, должно отстоять от коровника на определенном расстоянии. Во Франции все совершенно наоборот. Там говорят: перевозка молока – основа его деструкции. Поэтому, ради качественного молока, создаются комплексы из 4 секций: выгул, содержание коров под навесом или в помещении, за стенкой которого находится доильный зал, а за стенкой доильного зала – сыродельня. И в сыродельню молоко поступает «по трубочке».
Кроме того, французы приходят в ужас от того, что мы охлаждаем молоко до 4 градусов. При этой температуре гибнут лактобактерии и начинается развитие патогенных бактерий, которые при последующем нагревании очень активно размножаются. А когда молоко пастеризуют, кипятят или стерилизуют, то это вообще издевательство над живой природой. Мы забыли, что являемся млекопитающими, что молоко – это не только еда, но и лекарство.
DN: Что происходит с молоком после того, как оно приезжает к Вам? В чем различие между сыроделием и сыроварением?
ВБ: Начать лучше с того, что мы доим молоко у своих коров. Вечернюю дойку мы ставим в прохладное место и ждем утреннюю дойку. Потом аккумулируем это молоко, щадящим способом обрабатываем и начинаем его сквашивать. Это достаточно долгий процесс, и молоко, проходя через многие фазы, приобретая сильный иммунитет во время бактерофазы, само себя бережет. Бактерии, которые пытаются на него воздействовать, получают сильный отпор. Потом эта фаза заканчивается, наверх всплывает жир и образует пленку, тем самым тоже консервируя молоко. Дальше молоко постепенно скисает. Сама модификация молока без стороннего воздействия – это свидетельство того, что это некая живая материя, которая делает все, чтобы сохранить главное. Она даже меняет свою форму от жидкого к полутвердому, чтобы сохранить суть – живые лактобактерии. И молочнокислые бактерии еще более полезны для нашего организма, чем те, которые находятся в парном свежем молоке.
То, что молоко само трансформируется, – это указание для сыродела: не нужно спешить, надо просто чуть-чуть помочь молоку. Не надо воздействовать на него высокими температурами, потому что лактобактерии получат температурный шок и могут погибнуть или заболеть. Таким образом, французы научили нас относиться к молоку как к живому существу.
Но этот процесс длится долго, в отличие от сыроварения, где за несколько часов можно получить готовый продукт. Нужно несколько дней, чтобы произошло сквашивание, после чего сквашенное молоко выливается в формы, еще через несколько дней формы вынимаются, сохнут, обветриваются и так далее.
Самое интересное, что в русском слове «сыр» содержится корень «сырой». А сырое вареным быть не может. С точки же зрения иностранной этимологии, там везде присутствует слово «форма». По-гречески сыр называется «форма», по-итальянски «форманджо», по-французски «фромаж». Так что, по сути дела, мы формовщики и мы формируем сыр из молочной массы. И эта форма определяет качество, вкус и содержание сыра. Разные формы дают разные виды сыра. Французы демонстрируют это следующим образом: берут свежую сырную лепешку, выдавливают стаканом середину, ставят эту середину рядом, и ровно через 3 месяца эта середина и то, что осталось от лепешки, будут совершенно разными сырами. Они по-разному стекают, по-разному высушиваются.
DN: Сколько времени у Вас созревают сыры?
ВБ: От 3 до 6 месяцев.
DN: Расскажите о Гильдии ремесленных сыроделов.
ВБ: Старинная французская гильдия ремесленников. Сыроделы для французов – одна из уважаемых гильдий, ей 400 лет, у нее длинный старинный устав на языке тех времен. Когда нас принимали, то мы читали устав и клятву сыродела, и я, даже зная французский язык, не все понимал.
Это Гильдия общефранцузская, а есть еще объединения, ассоциации, альянсы в регионах. Эта жизнь во Франции очень развита.
Функции Гильдии сыроделов сегодня очень важны, потому что ее члены не дают себя в обиду большим промышленным объединениям. Для Гильдии важно, чтобы выжили маленькие ремесленники, и она выступает как профсоюз. И в совокупности она не менее производительна, чем крупные промышленные объединения. Также это некая помощь сыроделам, потому что в Гильдии они могут получить консультации, техническую помощь и так далее. Кроме того, во Франции Гильдия имеет очень серьезные функции, потому что маленькие французские фермеры – это, как правило, муж и жена. Та пара, что учила нас, работает 40 лет. У них порядка 150 коз, они кормят животных, доят, чистят, пасут, делают сыр и сами его продают. За 40 лет у них не было ни одного отпуска или выходного, и за это время они ни разу не болели. Они не могли позволить себе взять бюллетень, потому что козам не объяснить, что сегодня их никто не подоит.
Но если все же кто-то заболеет, то во Франции, за счет этого объединения, существует система взаимопомощи. У них есть так называемый подменный технолог или подменный дояр или подменный фермер. Это свободный резервный полк.
И это позволяет выживать маленьким фермерам, которые из-за французской системы налогообложения не могут позволить себе нанять еще одного работника.
DN: Как Гильдия защищает мелких сыроваров от крупных предприятий?
ВБ: Юридическая помощь. Например, есть старый фермерский рынок, где местные сыроделы продавали продукцию без пошлин, оплаты, рэкета и так далее. Вдруг власти решили провести реконструкцию, сделать крупный рынок. Но французы отстояли свой рыночек, благодаря Гильдии. Более того, его улучшили, окультурили. Таким образом, Гильдия борется не только с большими производителями, но и с большими магазинами.
DN: Как коллеги-сыровары относятся к тому, что Вы сейчас активно продвигаете идею именно сыроделия, а не сыроварения?
ВБ: Негативной реакции я не видел, потому что у каждого своя специализация. Мы просто идем своей дорогой. Сыроварению тоже огромное количество лет, накоплен хороший опыт.
DN: Сейчас формируется Ассоциация сыроваров под лидерством Олега Сироты. Как Вы относитесь к этой инициативе?
ВБ: Инициатива замечательная. Мы с Олегом обсуждали, что замечательно было бы такой союз создать. Более того, я выдвинул прогрессивный лозунг: Да здравствует нерушимый союз сыроделов и сыроваров. Было бы здорово создать общий союз, где и те, и другие хорошо бы себя чувствовали.
Я являюсь членом этой Ассоциации.
DN: Какую пользу Вы бы хотели получить от Ассоциации?
ВБ: Если она встанет в полный рост, разовьется, как должна, то у нее огромные перспективы и большое будущее, потому что, во-первых, можно оказывать консультационную и технологическую поддержку. Во-вторых – создавать кооперативные склады в Москве, и наш с Олегом замысел: создать, как раньше, мясные ряды, охотные, рыбные и сырные ряды. На сырном ряду постоянно продавались бы сыры, сделанные фермерами. Там стояли бы домики на улице, и москвичи могли бы покупать там сыры. Это вполне соответствует неким национальным традициям. Мы бы не просто придумали что-то новое, а уважительно отнеслись бы к своим корням и той древней традиции, которая существовала в Москве.
Сегодня, как мне кажется, французы сильны потому, что чтут свои корни и традиции. Если мы пойдем по этому же пути, то было бы здорово. Также Ассоциация могла бы вести календарь событий по выставкам и ярмаркам. Во Франции, например, будет международный фестиваль и олимпиада по сыру. Нас уже пригласили участвовать.
DN: Какой Вы видите сыродельню BeauRêve Масловка через 5 лет?
ВБ: Мне не хотелось бы превращать ее в какую-то грандиозную корпорацию. Мне нравится лозунг: «Да здравствует все маленькое!». Грандиозность нашу страну часто губит, потому что мы создаем самые большие в мире коровники, теплицы и так далее. И это очень сильно отдаляет нас от настоящего молока и помидоров. Таких коров, чтобы они давали много молока, генно-модифицируют, однако такое молоко становится искусственным. Животные становятся машинами. А когда в продукте на первый план выходит какое-то одно качество, другие становятся слабее.
Поэтому в планах у меня – не укрупняться до размеров завода, а создавать маленькие семейные фермы, которые от нас, как от Гильдии сыроделов-ремесленников, могут получить технологию, рецептуру, любую консультативную помощь и возможности сбыта. Должна быть ассоциация, где каждый у себя делает свой сыр, но по единой технологии, потом вместе, централизованно, под единым брендом его продает.
DN: Какой совет Вы дадите начинающему сыроделу?
ВБ: Начинать надо танцевать от печки. То есть не сыр начинать делать, а разводить коров. Нужно обеспечить себя молоком. Мы быстро вошли в процесс, потому что уже 15 лет занимаемся молоком: делали масло, творог, йогурты, другие продукты. И переход к сыру получился очень естественным. А начинающим надо создавать базу. Одна из бед наших сегодняшних сыроделен в том, что все увидели, как это классно, подумали, что можно побежать в банк за кредитом, построить сыродельню, а когда все уже готово и нужно отдавать кредиты, оказывается, что сыр делать не из чего. Многие сыроварни сейчас испытывают громадные сложности, потому что пора отдавать кредиты, а молока нет. Поэтому в ближайшее время нас ожидает сыр из порошкового молока с добавлением пальмового масла и прочего. Но основа сыра в молоке.
Понятно, что в России тотальный дефицит молока. А если еще китайцы начнут пить наше молоко, то полностью высосут его из регионов.
У меня есть знакомый, владелец подмосковной фермы. Мы с ним вместе думали делать сыры, приглашали его на мастер-классы, когда приезжали французы. Я спросил, почему он не делает сыр и получил ответ: «А зачем мне спешить? Я коров развожу». Поэтому начинающем сыроделу я предложу стать сначала начинающим ковбоем.
В 2017 году сыроварни будут открываться практически каждый день, поскольку люди набрали кредитов, строятся. Кто-то уже построился. Но все упрутся в то, что сырья нет. А те, кто строит на базе огромных молочных комплексов, столкнется с другой проблемой: молоко будет «из освенцима», где коровы не пасутся на травах, а едят комбикорма, силос, кормление которым дает сыро-непригодное молоко.
Во Франции есть понятие terroir. Это совокупность территориальных признаков, где определенного качества вода, земля, растительность. Таким образом, камамбер может быть только из области Камамбер, пармезан – из Пармы, бри – из Бри, а рокфор – из местечка Рокфор. Поэтому говорить, что мы в деревне Масловка делаем рокфор, – принципиально неправильно. Мы говорим: сыр из деревни Масловка сделан по французской рецептуре, но он именно из Масловки. Масловка в данном случае – это terroir. Здесь растут целебные травы, рядом заповедник. Французы, приехав к нам, первым делом изучали окрестности и увидели, что у нас целебные травы, чистая вода, абсолютно заповедные пастбища, нет мусора и так далее. Это особенно хорошо видно с воздуха: аэрофотосъемка Масловки показывает, что это абсолютно заповедное место. Французы даже определили, что наш сыр по вкусовой гамме лучше, чем французский. Здесь около 200 лечебных трав, которые во Франции подсаживают искусственно. Отсюда высокое качество молока – и сыра.
Специально для The DairyNews
Популярные темы
19.09.2024
В сентябре 2024 года Минсельхоз РФ разослал участникам молочного рынка проект ФЗ о внесении изменений в Федеральный закон «О племенном животноводстве» с предложением обсудить документ и направить в адрес ведомства замечания. The DairyNews обратился за комментариями к экспертам отрасли – производителям молока и собственникам молочного КРС, чтобы узнать, насколько необходима саморегулируемая организация бизнесу и какие надежды он на нее возлагает.
Читать полностью